Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Возможно, что, как и в 2000 году, когда с приходом на пост президента Владимир Путин «равноудалил» олигархов от власти, накануне транзита он производил профилактическое равноудаление от властных вершин конкурирующих группировок.
Может быть, именно в этом состоит замысел лидера? Если так, то с политической точки зрения план можно считать почти гениальным.
Почему почти?
Именно потому, что подлинная политическая конкуренция окажется для всех неожиданностью. Поскольку она возникнет «по неосторожности», как непредусмотренный риск, то процесс станет неконтролируемым, а формы борьбы — предельно нецивилизованными. Тем более — в условиях грядущего транзита, который, со всей очевидностью, будет происходить быстро.
Что в сухом остатке?
Конституционные поправки вместо стабилизации системы выпускают на волю джинна политической конкуренции, которая будет происходить в формах, совсем нежелательных для их авторов.
Вместо укрепления единства власти, олицетворением которой является сильный глава государства, конституционная реформа привела к ее разрыхлению, потере ясного облика.
Уверения разработчиков, что «перепутывание» ветвей власти в некий аморфный конгломерат обеспечивает ее единство, является абстрактным теоретизированием, поскольку слом системы сдержек и противовесов в сочетании с институционализацией групп интересов и приданием их конкуренции политических форм с неизбежностью ведет к неконтролируемому разгону реактора.
Особенно разрыхление единства власти опасно в многонациональном федеративном государстве: когда власть фактически слабеет, а в центре происходят непонятные процессы, регионы начинают окукливаться, чтобы пережить смутные времена. В результате расцветает сепаратизм, тем более что обид у региональных элит уже накопилось сверх меры. Причем тихий, молчаливый сепаратизм в подобной ситуации намного опаснее громких заявлений и резких шагов.
Примеров, насколько опасно нарушение принципа единства власти (неважно, путем раздвоения или неверно понятого омоноличивания), в российской истории немало. Достаточно вспомнить, какой трагедией заканчивались все попытки введения института вице-президента в СССР (Геннадий Янаев и его участие в ГКЧП) и в новой России (Александр Руцкой и попытка вооруженного мятежа в 1993 году). Или как противостояние законодательной и президентской ветвей власти поставило страну на грань гражданской войны. А совсем недавно мы отмечали столетие Февральской и Октябрьской революций, которые бы не случились, если бы не борьба монархии с парламентаризмом.
Сегодняшние конституционные поправки создают условия для разбалансирования системы власти и утраты ее единства — не формального, а фактического. Поправка о заместителе Председателя Совета безопасности воспроизводит по сути институт вице-президента. Конституируются новые центры власти без четко ограниченных полномочий (Государственный совет). Закладываются институциональные и правовые условия для политической конкуренции внутри системы власти.
Безусловно, летом 2020 года, когда принимались поправки в Конституцию, позиции президента Путина как верховного арбитра и его исключительный личный авторитет были гарантией того, что указанные выше риски не обернутся реальностью. Однако конституционные новшевства не просто переплетают все ветви власти в аморфное, несбалансированное образование, но и погружают в него президента, фактически — спускают с олимпа. Вдобавок речь идет о перераспределении части полномочий главы государства в пользу Государственной думы или Совета Федерации.
В общем и целом вывод один: риски, что в результате конституционных поправок что-то пойдет не так, чрезвычайно велики. А в отсутствие реальной многопартийности, свободных и независимых СМИ, гражданского общества, политических традиций и политической культуры они возрастают многократно.
Со всей очевидностью, принятыми поправками дело не ограничится. Потребуется еще не один пакет изменений. При отсутствии хоть какой-то системы сдержек и противовесов разгон реактора пойдет дальше. А поскольку энергетика людей практически израсходована, вряд ли кто сможет остановить возможный коллапс. К сожалению, всё это очень напоминает запущенный Горбачёвым процесс перестройки и демократизации, который без необходимых страховочных механизмов вышел из-под контроля своего создателя и привел к развалу СССР.
В общем, пока другие правят мою Конституцию, я решил написать новую — цифровую.
Ведь мы уже давно живем в тотально цифровом мире. Просто это еще до конца не поняли и — тем более — не урегулировали. Мы пока не успеваем создавать какие-то рамки для «дикого цифрового капитализма», для защиты прав и свобод виртуальной личности, для обеспечения суверенитета государств в киберпространстве. Идет своего рода бег наперегонки между цифровым миром и обычным миром: кто кого контролирует, кто кем управляет. И пока обычный мир проигрывает.
Технологии — они ни хороши, ни плохи. Вопрос в том, как их использовать. Лично я считаю, что многие информационные технологии — Big Data, облачные технологии, блокчейн, смарт-контракты и другие — открывают окно возможностей для повышения эффективности государственного управления. Чуть позже расскажу, как еще тридцать лет назад внедрение в общем-то несложной системы электронного голосования на съездах народных депутатов СССР и РСФСР радикально изменило политическую систему страны.
А сейчас акцентирую — мы страшно опаздываем с наведением порядка в цифровом мире, и надо срочно писать для него конституцию!
Очевидно, что в виртуальном мире, как и в реальном, должны соблюдаться основные конституционные права и свободы человека и гражданина, включая право на неприкосновенность частной жизни, личную и семейную тайну; на свободу и личную неприкосновенность; на равенство всех перед законом и судом и так далее. Если пофантазировать, то даже статья, гарантирующая неприкосновенность жилища, может найти свое «виртуальное выражение» применительно к сетевым аккаунтам или персональным сайтам цифровой личности.
В цифровом мире, как и в мире реальном, одной из важнейших является проблема соотнесения прав личности, общества и государства, а также иерархии интересов в этом «треугольнике». Понятно, что от того, какой, образно говоря, «угол» будет стоять на вершине, такой виртуальный политический режим будет функционировать в глобальном цифровом мире, либо его суверенной части, которую национальные правительства пытаются «выгородить» своими защитными файерволами.
Не зря европейский «Общий регламент по защите данных»[30] требует «вернуть контроль гражданам над их персональными данными». А в Китае, где во главу угла поставлены интересы государства, процесс пошел по пути создания тотальной цифровой системы регулирования — не только жизни общества в целом, но и жизни буквально каждого. Теперь граждане борются за «лайки» от государства для поддержания индивидуального социального рейтинга на должном уровне, иначе не видать им выезда за границу, продвижения на руководящие должности, образования в хороших университетах, обедов в приличных ресторанах и прочих «социальных бонусов». Причем выстраивается система тотальной «круговой поруки», при которой будут невозможны никакие «цветные революции» и даже минимальная критика в адрес правительства, поскольку за любое критическое высказывание рейтинговые баллы будут сниматься не только у того, кто показал себя оппозиционером, но и у всех, кто находится с этим гражданином даже в самом отдаленном виртуальном контакте.